Wikipedia

Результаты поиска

пятница, 30 ноября 2018 г.

КРУГОЗОР. 1989. 3 + 6EP

КРУГОЗОР. 1989. 3 + 6EP


Кругозор – №3 (300) март 1989 г.
Matrix / Runout (Side A Runout, Stamped): Г92-12843 DMM
Matrix / Runout (Side B Runout, Stamped): Г92-12844 DMM
Matrix / Runout (Side C Runout, Stamped): Г92-12845 DMM
Matrix / Runout (Side D Runout, Stamped): Г92-12846 DMM
Matrix / Runout (Side E Runout, Stamped): Г92-12847 DMM
Matrix / Runout (Side F Runout, Stamped): Г92-12848 DMM
Matrix / Runout (Side G Runout, Stamped): Г92-12849 DMM
Matrix / Runout (Side H Runout, Stamped): Г92-12850 DMM
Matrix / Runout (Side I Runout, Stamped): Г92-12851 DMM
Matrix / Runout (Side J Runout, Stamped): Г92-12852 DMM
Matrix / Runout (Side K Runout, Stamped): Г92-12853 DMM
Matrix / Runout (Side L Runout, Stamped): Г92-12854 DMM
6 х Flexi-disc, 7", EP, моно, 33 1/3, Журнал, 
Страна: СССР
Записан / Выпущен: январь 1989 / март 1989
Жанр,стиль: Electronic, Non-Music, Classical, Folk, World, & Country
Vocal, Interview, Monolog, Schlager, Synth-pop, Disco, Ballad, Folk
mp3    320 кбит/сек. 181 Mb
Продолжительность:   01:14:44


СОДЕРЖАНИЕ: 


EP1. Г92 12843-44


СТОРОНА 1 

01. Игорь Васильев. Перестройка - Это Наша Работа

СТОРОНА 2


02. Боль И Мужество Армении. В эпицентре мужества. 
    О землетрясении в Спитаке.


EP2. Г92 12845-46


СТОРОНА 1 

03. Кто виноват? О самосожжениях туркменских девушек.
    Гульсара. Горькая Исповедь Самоубийцы.

СТОРОНА 2 


04. Писатель Николай Самохин. Судьба В Наследство.
    Последняя запись разговора с читателями.

EP3. Г92 12847-48


СТОРОНА 1 


05. Поэтесса Татьяна Смертина читает свои стихи. 
    Та ли это родина; Лосиха; Забуду, забуду!; За кордоном.

СТОРОНА 2 


06. М. Мусоргский. Песни: 
"На сон грядущий" из цикла "Детская". 
Исполняет Н. Дорлиак и С. Рихтер (фортепиано);
"По-над Доном сад цветёт", слова А.Кольцова. 
Исполняет А. Ведёрников и композитор Г. Свиридов (фортепиано). 
Вступительное слово - Андрей Золотов



EP4. Г92 12849-50

СТОРОНА 1 

07. Поет Александр Вертинский. 

Бал господен; 


 Жёлтый ангел. 

    Открывает страницу жена певца Л. В. Вертинская


СТОРОНА 2 

08. Марина Влади. О двух автомобилях; 

Владимир Высоцкий. Белое безмолвие


EP5. Г92 12851-52


СТОРОНА 1 

09. Песни Алексея Фатьянова. 
Ты сама догадайся по голосу (из к/ф "Дом, в котором я живу")
(музыка Ю. Бирюкова) Л. Гурченко; 
Когда проходит молодость (музыка В. Сорокина) Л. Утёсов


СТОРОНА 2 


10. Ариадна (А. Зубков, М. Муромов - Р. Казакова) А. Зубков;




Золотое сердце (В. Матецкий-А. Поперечный, М. Шабров) С. Ротару



EP6. Г92 12853-54


СТОРОНА 1 

11. Поёт Тиффани (Стефания Дарвич). 
Когда я видела его стоящим в стороне (Дж.Леннон, П.Маккартни), 
Могло бы быть (Ч.Йомек, Д.Дюарт).

СТОРОНА 2 

12. Поёт Тамара Гвердцители. 
Лошадка-жизнь (А.Журбин-И.Грицкова); 

Памяти Эдит Пиаф (О.Тевдорадзе-И.Резник)


ВЛАДИМИР, ИЛИ ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ. 

Главы из книги Марины Влади.

 Молодой человек, встречающий нас у входа, весь взмок. Впрочем, мы тоже. Как и во всех московских учреждениях, во Дворце бракосочетаний слишком сильно топят. Мы оба в водолазках, ты — в голубой, я — в бежевой. Мы уже сняли пальто, шарфы, шапки, еще немного — и разденемся догола. Но торжественный тон работника загса заставляет нас немного угомониться. Мы стараемся вести себя соответственно случаю, но все-таки все принимает комический оборот. День и час церемонии были назначены несколько дней назад. Мы немного удивлены той поспешностью, с которой нам было позволено пожениться. Наши свидетели — Макс и Сева— должны были побросать в этот день все свои дела. Рано утром я начинаю готовить свадебное угощение, но все пригорает на маленькой плитке. Мы расположились на несколько недель в малюсенькой студии одной подруги — певицы, уехавшей на гастроли. Я стараюсь расставить мебель вдоль стен, чтобы было немного больше места. Но, так или иначе, в этом ограниченном пространстве могут усесться и двигаться не больше шести человек.
  Тебе удается упросить полную даму, которая должна нас расписать, сделать это не в большом зале с цветами, музыкой, фотографом и так далее, а в ее кабинете. Нам бы и в голову не пришло обстоятельство, которое заставило ее согласиться. Она это сделала не из-за нашей известности, не потому, что я иностранка, не потому, что мы хотели пожениться в узком кругу и скромно. Нет, что возобладало это неприличие ситуации: у нас обоих это — третий раз, у нас пятеро детей на двоих! Пресвятой пуританизм, ты спасаешь нас от свадебного марша! А если не будет церемонии, можно и не наряжаться. В конце концов мы так и остаемся в надетых с утра водолазках.
   Ты уехал рано, потому что во что бы то ни стало хотел устроить мне какой-то сюрприз. Для этого тебе пришлось убедить Любимова отменить несколько спектаклей в театре. Ты возвращаешься с довольным видом и, хлопая себя по карману, шепчешь: «Порядок». Шофер такси, который везет нас во Дворец, желает нам всего, что только можно пожелать, он без конца оборачивается к нам, чтобы еще раз сказать, как он счастлив, что это лучший день в его жизни, а также, конечно, и нашей. При этом он едва не сталкивается со встречной машиной, и я чувствую, что этот день может стать и последним днем нашей жизни, я кричу, резкий поворот руля нас спасает, мы стукаемся, головами о крышу машины,— и вот уже в полубезумном состоянии мы спускаемся по коридорам вслед за молодым человеком в темной форме, который ждал нас у входа. Для него это тоже счастливейший день в его жизни, он заикается, вытирает лоб сиреневым платочком, в десятый раз повторяет: «Вы не можете себе представить...» Он, кстати, так и не сказал, что именно мы должны себе представить. После прогулки по подвалам, полным труб и странных запахов, мы подходим, наконец, к двери кабинета. Там нас ждут Макс и Сева, тоже несколько растерянные. Мы обнимаемся. Каждый раз, когда протокол не соблюдается буквально, все смещается и доходит до абсурда. Мы стоим перед закрытой дверью, вдалеке беспрерывным потоком льются приглушенные звуки свадебного марша, слышатся смех, аплодисменты, затем сакраментальное: «Улыбочку!..» И мы насчитываем, таким образом, уже шесть свадеб.
Один из служащих, бледный и накрахмаленный, отворяет перед нами дверь. Для него это не самый прекрасный день в его жизни — обычный день... Он нисколько не удивлен, что ему приходится вести по этому торжественному зданию, покрытому позолотой и красными коврами, четверых хохочущих людей. Он не узнает ни тебя, ни меня, никого. Он лишь выполняет определенную операцию на конвейере бракосочетаний.
Наконец, мы вчетвером рассаживаемся в двух креслах напротив вспотевшей дамы. На фотографии, которую сделал Макс, мы с тобой похожи на старательных студентов, слушающих серьезную лекцию, только ты сидишь на ручке кресла, и у нас слишком лицемерный вид. На нашу свадьбу получено добро, от которого, как известно, добра не ищут, и после «поздравительной речи» мы чуть было сами не уходим подобру-поздорову:
Шесть браков, пятеро детей, к тому же мальчиков! (Очевидно, по мнению этой дамы, с девочками
дело обстояло бы легче.) Что вы наделали? Уверены ли вы в себе? Отдаете ли вы себе отчет в серьезности такого шага? Я надеюсь, что на этот раз вы хорошенько подумали...
   Мне и смешно, и плакать хочется. Но я вижу, что ты вот-вот сорвешься, и держусь. Мы быстро расписываемся против галочки, и уже через несколько минут все кончено. Ты держишь свидетельство о браке, как только что купленный билет в театр, вытянув руку над толпой. Мы выходим, обнявшись, среди невест в белом тюле под звуки неутомимого марша. Мы женаты. Ты, наконец, спокоен. Празднование отменяется — нет времени: мы едем в Одессу. Через несколько часов мы будем на борту теплохода «Грузия» это и есть сюрприз. Настоящее свадебное путешествие на настоящем корабле. Без свадебного марша. Однажды вечером ты возвращаешься поздно, и по тому, как ты хлопаешь дверью, я чувствую, что ты нервничаешь. Я вижу тебя из кухни в конце коридора. Ты бросаешь пальто, кепку и большими шагами направляешься ко мне, потрясая какой-то серой книжкой. «Это слишком! Ты представляешь, этот тип, этот француз, он все у меня тащит! Он пишет, как я, это чистый плагиат! Нет, посмотри: эти слова, этот ритм тебе ничего не напоминают? Он хорошо изучил мои песни, а Негодяй! И переводчик— мерзавец, не постеснялся!»
Мне не удается прочесть ни слова, ты очень быстро пролистываешь страницы. Потом начинаешь ходить взад-вперед по квартире, и, ударом ладони подчеркивая рифмы, ты цитируешь мне куски, которые тебя больше всего возмущают. Я начинаю хохотать, я не могу остановиться. Задыхаясь, я наконец говорю тебе, что от скромности ты, по-видимому, не умрешь и что тот, кто приводит тебя в такое бешенство, не кто иной, как наш великий поэт, родившийся почти на целый век раньше тебя,— Артюр Рембо. Ты открываешь титульный лист и краснеешь от такого промаха. И, оставив обиды, ты всю ночь с восторгом читаешь мне стихи знаменитого поэта.У тебя есть тайная страсть к одному человеку, которым я и сама глубоко восхищаюсь. Однажды, весь сияя от радости, ты сообщаешь мне, что Святослав Рихтер ждет нас к чаю. Я редко видела, чтобы у тебя так светились глаза. Ты чрезвычайно старательно выбираешь что надеть и все время спрашиваешь меня, который час. Нам и вправду оказана великая честь. С Рихтером мало кто встречался у него в доме— он очень застенчивый человек и привык к одиночеству, к тому же он почти все время на гастролях. Ты польщен тем, что твои песни, твоя работа в театре нравятся. Это приглашение — своего рода признание. Ты, уличный мальчишка с Мещанки, композитор, не умеющий записать ноты, приглашен самым великим пианистом своей страны— какое счастье! Я познакомилась с Рихтером в Париже у моей сестры Одиль Версуа, его давней и страстной поклонницы и близкой подруги. Я тоже робею, поскольку, за исключением этой короткой встречи, я видела его лишь как восторженная зрительница на концертах.
Как дети, мы переглядываемся, прежде чем войти в подъезд красивого дома в центре Москвы, где он живет. Мы поднимаемся по лестнице и звоним. Ты не успеваешь опустить рук, старающихся пригладить непослушные волосы, как дверь открывается. Ты так и остаешься стоять— руки вверх. Седовласый великан с голубыми глазами протягивает тебе ручищи, и невозможно себе представить, что эти огромные пальцы умеют скользить по клавишам, заставляя их так удивительно звучать! Мы входим в очень большой светлый зал. Здесь стоят два черных рояля, несколько банкеток вдоль стены. На полу разбросано конфетти, разноцветный серпантин цепляется за ноги. На банкетках бумажные колпаки, свистульки и маски напоминают о том, что только-только кончился праздник.
   Сегодня ночью я принимал моих сокурсников по консерватории всех, кто остался, конечно, ведь столько лет прошло, мы веселились, мы играли в шарады... Разве теперь умеют так веселиться? Идемте, моя жена ждет вас.
   После большого зала по-восточному убранная комната, где накрыт чай, кажется особенно уютной. Красивая женщина, одетая в темный шелк, здоровается с нами глубоким голосом оперной певицы. Я замечаю, что ты слегка покраснел. Сжимаешь пальцы, твой голос, еще более хриплый, чем обычно, выдает волнение. Мы пьем янтарный чай из старинных фарфоровых чашек и едим тающее во рту домашнее печенье. В разговорах о том, о сем мы дивно проводим время. И, волоча за собой несколько ленточек серпантина, приставших к обуви, мы спускаемся по лестнице все еще во власти волшебства.
В восемьдесят четвертом году я буду присутствовать в Париже на репетиции Рихтера. Когда маэстро поднимется, я подойду к нему, и мы долго посмотрим друг на друга. Своими сильными руками он возьмет меня за плечи, печально улыбнется и тихо скажет: «Нужно всегда быть готовым умереть. Это самое важное». Единственный поэт, портрет которого стоит у тебя на столе, это Пушкин. Единственные книги, которые ты хранишь и время от времени перечитываешь, это книги Пушкина. Единственный человек, которого ты цитируешь наизусть, это Пушкин. Единственный музей, в котором ть! бываешь, это музей Пушкина. Единственный памятник, к которому ты приносишь цветы, это памятник Пушкину. Единственная маска, которую ты держишь у себя на столе, это маска Пушкина.
   Твоя последняя роль Дон Жуан в «Каменном госте». Ты говоришь, что Пушкин один все русское возрождение. Он мученик, как и ты, тебе известна каждая подробность его жизни, ты любишь людей, которые его любили, ты ненавидишь тех, кто делал ему зло, ты оплакиваешь его смерть, как будто он погиб совсем недавно. По выражению Булгакова, ты носишь его в себе. Он — твой кумир, в нем соединились все духовные и поэтические качества, которыми ты хотел бы обладать. На сеете счастья нет, но есть покой и воля.

Перевела с французского Юлия АБДУЛОВА

Комментарии в журнале: –  А. Гарин, А. Евдокимов, Александр Тихомиров, Андрей Золотов, Антонина Бальян, Виген Гаспарян, И. Шкляревский, Лев Лондон, Марина Наталич, Н. Басовская, Н. Добровольская, Николай Самохин, Юрий Бирюков, Ю. Томашевский
Фотографии: А. Комов, А. Лидов, В. Васенин, В. Плотников, Л. Лазарев, Н. Кочнев, Ю. Луньков
Главный Редактор – Б. М. Хессин
Редакционная Коллегия – Р. В. Паулс, А. Г. Луцкий, А. Я. Эшпай, В. В. Гаспарян, Е. М. Винокуров, Л. В. Терехова, М. А. Захаров, М. М. Рощин, О. П. Мельникова, Т. С. Плисова, Ю. М. Поляков
Технический Редактор – Л. Е. Петрова
20-страничный журнал с 6 гибкими пластинками, зашитые между страницами.

Государственный Комитет Совета Министров СССР По Телевидению И Радиовещанию
Государственный Дом Радиовещания И Звукозаписи СССР
Всесоюзная Студия Грамзаписи
Типография Газеты "Правда"


(С) "Мелодия", ГДРЗ, 1989 (пластинки) ГК СССР по ТВ и РВ, 1989 (журнал)
Тираж 270000 экз.
Цена 1 р. 50 к.
Оцифровка: mvaleryi 


ССЫЛКА: 

СКАЧАТЬ ИЛИ ПРОСЛУШАТЬ





ВЛАДИМИР, 

ИЛИ 

ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ. 


https://yadi.sk/i/5hbtp_Nxres2DA




вторник, 27 ноября 2018 г.

НА КОНЦЕРТАХ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО. 8. 1989 . НА НЕЙТРАЛЬНОЙ ПОЛОСЕ. LP (ЛЗГ)

НА КОНЦЕРТАХ 

ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО. 8. 1989 . 

НА НЕЙТРАЛЬНОЙ ПОЛОСЕ. LP (ЛЗГ)


Мелодия  Моно М60 48759 008
Matrix / Runout (Side 1): M60-48759/1-3 DMM
Matrix / Runout (Side 2): M60-48760/1-3 DMM
DMM - Direct Metal Mastering
Серия: На концертах Владимира Высоцкого (8)
ГОСТ 5289-88  Гр. 3. 2-25
Винил, LP, Моно, 33 1/3,  Альбом, Red labels  
Страна: СССР
Записан / Выпущен: 1977 / 1989
Жанр: Авторская песня
mp3  320 кбит/сек.  129 Mb
Продолжительность:  46:54


СОДЕРЖАНИЕ:

СТОРОНА 1

01. Один музыкант объяснил мне пространно - 04:35
https://www.youtube.com/watch?v=43pnlRJoVHg

02. На нейтральной полосе - 01:42
https://www.youtube.com/watch?v=gPA79pKlfnw&t=53s

03. Сколько я ни старался - 02:25
https://www.youtube.com/watch?v=uJTpW37psHw

04. Перед выездом в загранку - 01:58
https://www.youtube.com/watch?v=JYU5aUTMNvM&t=135s

05. Передо мной любой факир - ну просто карлик - 01:18
https://www.youtube.com/watch?v=3rXlGVaZV_A

06. Проложите, проложите вы хоть тоннель по дну реки - 01:13
https://www.youtube.com/watch?v=GRkAYwDvPSM

07. Твердил он нам: она моя - 01:39
https://www.youtube.com/watch?v=VLc_zS6BrjA&t=45s

08. Подумаешь, с женой не очень ладно - 01:16
https://www.youtube.com/watch?v=poMCIaMYFiE

09. Ну о чем с тобою говорить - 01:14
https://www.youtube.com/watch?v=8-HtcWwCzyc

10. У меня запой от одиночества - 02:04
https://www.youtube.com/watch?v=24jpkENzpkI

11.В этом доме большом  - 01:07
https://www.youtube.com/watch?v=HhJWS85dy2I

12. На реке ль, на озере - 01:41
https://www.youtube.com/watch?v=XyH8PZEVErs


СТОРОНА 2

13. Сколько чудес за туманами кроется - 02:25
https://www.youtube.com/watch?v=cTedleLTRwo

14. Сидели, пили вразнобой - 01:43
https://www.youtube.com/watch?v=HvfcpWV3WK8

15. Пока вы здесь в ванночке с кафелем - 01:23
https://www.youtube.com/watch?v=_iIWtuA22G0

16. Рядовой Борисов! Я... - 03:07
https://www.youtube.com/watch?v=wMhXe4QkCTw&t=92s

17. И вкусы и запросы мои странны - 02:43
https://www.youtube.com/watch?v=GHe2Rm6EwYs&t=60s

18. Я изучил все ноты от и до - 03:36
https://www.youtube.com/watch?v=c5gUpmv72Fo

19. Мне каждый вечер зажигает свечи - 01:56
https://www.youtube.com/watch?v=R15zqfhUWBo

20. Было так: я любил и страдал - 03:10
https://www.youtube.com/watch?v=I8VfuTsPIE8

21. Сыт я по горло, до подбородка - 00:55
https://www.youtube.com/watch?v=s5vG-NVTLIg

22. Дела меня замучали, дела - 01:46
https://www.youtube.com/watch?v=Iu2OHSMlwc0

21. Давно смолкли залпы орудий - 02:08
https://www.youtube.com/watch?v=vnosrt5Abis


Музыка и слова В. Высоцкого
Владимир Высоцкий - пение, гитара
Составители серии: В. Абдулов, И. Шевцов.
Реставратор Т. Павлова
Редактор В. Рыжиков
Оформление художника А. Рыбакова
Фото В. Плотникова
Фонограммы из коллекции К. Мустафиди.

Предыдущий выпуск серии:
На концертах Владимира Высоцкого:

М60 48023 007 Сентиментальный боксер (1) 
М60 48025 001 Спасите наши души (2)
М60 48257 006 Москва — Одесса (3)
М60 48259 000 Песня о друге (4)
М60 48501 007 Мир вашему дому (5)
М60 48503 001 Чужая колея (6)
М60 48703 002 Большой Каретный (7)

8


Часть песен, записанных на этом диске, представляют нам начальный период творчества Владимира Высоцкого. Песни эти — называют их кто как: блатные, дворовые, жанровые — составляют весьма своеобразный цикл, интересный со многих точек . Однако серьёзная критика ими пока серьёзно не занималась. А как раз и хотелось бы поговорить о них - "неровных и неравных", по словам той же критики. Поговорить о цикле в целом, не привязываясь к песнямм только этого альбома, надеясь, что ваша память, если не дальнейшие желательные публикации, найдёт место нижеследующим цитатам и ссылкам. Свои ранние песни Высоцкий в концерты почти не включал. Писал и пел их для себя, для ближних товарищей. А они возьми да и разлетись по всей стране, да ещё стали поизвестней многих позднейших шедевров. Интересная задача для социолога? Но мы будем разбираться в другом. Известно, что сам автор от них никогда на отрекался. Да и на состоронний взгляд краснеть там не за что. Потому что ранние-то они ранние, но они же и начало высокого взлёта, а значит, в них и предвестия позднейших художественных открытий поэта. Так учит правильное литературоведение.
Двенадцатилетнего Пушкина отдали в открываемый в Царском Селе лицей. Аллеи, гроты, антики над прудами и в зарослях, на занятиях греко-римская словесность во преимуществу... Ну и нимфы, конечно ж. Вот что окружало, вот что впечатляло, и вот с чего начался Пушкин. Тринадцатилетний Маяковский был привезен в Москву. Серая брусчатка, роение у ресторанных ламп, цинизм и пакости огромного города. Маяковский смотрел, ненавидел, а потом начался — именно с увиденного и со своего неприятия увиденного. Твардовский начиная со смоленской деревни. Шолохов — с Дона…
Марьина Роща для Высоцкого — это «сады лицея» для Пушкина и «кольцо бесконечных Садовых» для Маяковского. С той же неукоснительностью, с какой первым человеческим словом становится «мама», художник начинается с опоэтизации ближайшего конкретного окружения. Можно пенять на невысокий культурный уровень и криминальные наклонности ребят из окраинных московских дворов, но винить поэта, из такого двора вышедшего, за то, что НАЧАЛ он с портретов своих хорошо знакомых сверстников, — можно ли! грамотно ли! Ведь за что только ни ругали ранние песни Высоцкого... А вот за что не ругали: за низкий художественный уровень. Строго говоря, у Высоцкого нет ученических песен. В том смысле, что даже в самых первых мы не видим неумелости, подражательности, пробности. В них — в соотнесении с авторской задачей — нечего усовершенствовать. Это необычно. Но вспомним, что и начал-то он поздно — в 24 года. «Инкубационный период» затянулся, зато и «болезнь» вспыхнула сразу вся. Хотя, конечно, ученичество было — в плане содержания. Прежде всего как-то сразу и очень точно выявился жанр. Прямо с «Татуировки». Определим этот жанр как «портрет в ситуации», выполненный в манере автопортрета. По-разному можно относиться к лицам и физиономиям этой галереи — негодовать даже можно, но нельзя оспаривать достоверности, узнаваемости их. А в чем же тогда талант, как не в умении создать живую картинку или живое лицо! Не поняв задачи, поставленной перед собой автором, мы рискуем не понять и песни. Заглубляясь в идеологические и мировоззренческие споры по поводу ранних песен Высоцкого, мы как-то уже готовы вцепиться в любую из них и доказывать, что она сама ущербность или, наоборот, перл поэзии. А гаммы, эскизы, наброски — всю эту пробу сил для нарабатывания мастерства, ее-то почему мы не разрешаем поэту! Просто созорничать словом — нельзя? К примеру, начало «Формулировки» можно расценивать как злостную порчу русского языка, но не правильнее ли принять как блестяще сделанную тираду а духе «местного колорита»! Или вот: На суде судья сказал:
«Двадцать пять. До встречи!» 
Раньше б горло я порвал 
за такие речи.
А теперь терплю обиду, 
не показываю виду. 
Если встречу я Сашка, 
ox, как изувечу!
Замечательно ведь сказано! Здесь и характер, и состояние, и слова все живые, и судья игривый такой... В СВОЕМ РОДЕ — блестяще. Так давайте же оценивать ранние песни Высоцкого с точным пониманием, что жанр, что стилизация, что портрет, что озорство... А что и Начало.
Эти песни представляют нам либо уголовников, либо ребят «на грани». А все-таки многие из них вызывают симпатию. Чем! Вот Алёха, убитый в поножовщине со «сволотой», — какой уродился, естественный, весь в окружающую его жизнь погруженный, но не сносимый ею ВНИЗ. Вот матерый «пахан», проигравший в карты две жизни, но не желающий отдавать ТАКОЙ долг и карающий удачливого шулера смертью же. Вот парень, обманутый стукачом, но принимающий на себя вину полностью и готовый отвечать за нее по самой высокой мере. Вот человек, вернувшийся из заключения и не признающий людей в носителях равнодушных, слепых, НИКАКИХ лиц... Конечно, ни этих, ни многих других персонажей положительными не назовешь. Налицо «только» положительные поступки, движение к положительности. Таким образом заявляется некая промежуточная категория: положительный герой отрицательного мира. Высоцкий не связывает положительность героя с безупречной биографией — только с поступком. Тем самым утверждается человек ПРОЯВЛЯЮЩИЙСЯ, ДЕЙСТВУЮЩИЙ. Положительность, по Высоцкому, хотя и требовательна, зато доступна каждому. Она ДЕМОКРАТИЧНА. Здесь интересен сам способ, каким представляет Высоцкий своих щерблёных героев. Нуль-отметка моральной шкалы устанавливается на средний уровень окружения, среды, с которой герой связан всей предшествующей жизнью. Тем самым героям дается возможность подняться выше, и они поднимаются! Высоцкий поет ПОДНИМАЮЩЕГОСЯ человека. В дальнейшем эта линия от поступка-всплеска протянется к тем, «кто взлетел навсегда», от «решил я: что ж,/меня так просто не возьмешь!» к «и мне вышел «мессер» навстречу./ Прощай! Я приму его в лоб». Тут, кстати, и ответ на обвинения поэту в идеализации преступного мира. Ясно, что, работая в манере автопортрета, автор не может, не греша против художественности, выносить прямые осуждения. И нужно просто понимать эстетику Высоцкого — эстетику движения, поступка. Если персонаж в сюжете не двинулся, не развился, не приподнял себя хоть немного вверх, — суди сам, слушатель, хорошо это или плохо. Итак, что же мы видим «на выходе» из раннего периода творчества! А вот что: найдена своя поэтическая форма — сюжетная песня от первого лица; достигнута достоверность и живость в обрисовке самых различных характеров; проложены пути, выводящие из частностей к проблемам «большой» жизни; стих обрел свободу и выявился чертами совершенно собственными — стих пелся, слово наполнилось звуковой и смысловой силой... Короче, к 1965 году Высоцкий уже очень своеобразный МАСТЕР. И прекрасная нормальность есть в том, что свои подлинные вершины поэт покорил во зрелости, а не до неё.

Д. КАСТРЕЛЬ


МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ СССР
(С) "МЕЛОДИЯ", 1989
Всесоюзная фирма грампластинок
Всесоюзная студия грамзаписи. Запись 1977 г. 
Ленинградский завод грампластинок
23.03.89. Тип. завода З.178-о-133820
АРТ. 11-1 ЦЕНА 2 РУБ. 50 КОП.
Оцифровка: Ritchie555 (rutracker.net)

ССЫЛКА:

СКАЧАТЬ ИЛИ ПРОСЛУШАТЬ













понедельник, 26 ноября 2018 г.

НА КОНЦЕРТАХ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО. 7. 1989. БОЛЬШОЙ КАРЕТНЫЙ. LP (АОЛЗГ)

НА КОНЦЕРТАХ 

ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО. 7. 1989.

 БОЛЬШОЙ КАРЕТНЫЙ. LP (АОЛЗГ)


Мелодия  Моно М60 48703 002
Matrix / Runout (Side 1): М60-48703/1-3 DMM
Matrix / Runout (Side 2): М60-48704/1-1 DMM
DMM - Direct Metal Mastering
Серия: На концертах Владимира Высоцкого (7)
ГОСТ 5289-88  Гр. 3. 2-25
Винил, LP, Моно, 33 1/3,  Альбом, White labels  
Страна: СССР
Записан / Выпущен: 1977 / 1989
Жанр: Авторская песня
mp3  320 кбит/сек. 116 Mb
Продолжительность: 47:11


СОДЕРЖАНИЕ:

СТОРОНА 1

01. Большой Каретный - 03:35

02. У меня гитара есть - 03:10

03. Дайте собакам мяса - 01:38

04. А люди всё роптали и роптали - 01:20

05. В Ленинграде-городе, у Пяти углов - 00:47

06. Гололёд на земле, гололёд - 01:31

07. Камнем грусть висит на мне - 01:35

08. Лежит камень в степи - 01:07

09. Жил-был добрый дурачина-простофиля - 03:23

10. Так оно и есть: словно - встарь - 02:31

11. Я верю в друзей - 01:45


СТОРОНА 2

12. В тот вечер я... - 02:56

13. Копи!  - 03:03

14. Эй, шофер, вези в Бутырский хутор - 01:19

15. Я однажды гулял по столице - 02:27

16. Сегодня я с большой охотою - 01:41

17. В наш тесный круг не каждый попадал - 02:21

18. Я любил и женщин и проказы - 01:45

19. За меня невеста отрыдает честно - 02:35

20. Ты уехала на короткий срок - 01:33

21. Все срока уже закончены - 02:19

22. Всего лишь час дают на артобстрел - 02:50


Музыка и слова В.Высоцкого.
Владимир Высоцкий - пение, гитара.

Составители серии: В.Абдулов, И.Шевцов.
Реставратор Т.Павлова
Редактор В.Рыжиков
Художественное оформление А.Рыбакова
Фото В.Плотникова и А.Стернина
Фонограммы из коллекции К.Мустафиди. 

Предыдущий выпуск серии
На концертах Владимира Высоцкого:

М60 48023 007. Сентиментальный боксер (1)
М60 48025 001. Спасите наши души (2)
М60 48257 006. Москва - Одесса (3)
М60 48259 000. Песня о друге (4)
М60 48501 007. Мир вашему дому (5)
М60 48503 001. Чужая колея (6)

7


В пластинки 7 и 8 включены песни, никогда (или почти никогда) не исполнявшиеся автором в публичных концертах. Но, кроме публичных выступлений, у В. Высоцкого была счастливая возможность петь в кругу друзей, знакомых, а часто и малознакомых людей. Независимо от состава и количества слушателей степень самоотдачи, профессиональный уровень и артистизм Высоцкого превращали эти «домашние концерты» в событие не менее, а иногда и более значительное, чем публичные выступления. Исходя из этих соображений, мы собрали фрагменты таких концертов на нескольких последующих дисках серии. От составителей.

«Но песня песнью всё пребудет,— писал Блок,— в толпе всё кто-нибудь поёт...» И дальше: «Вот голову певца на блюде царю певица подаёт...»
Моя мать, теперь уже покойная, простая русская женщина, коренная москвичка, еще когда жили мы все в одной комнате и набивались молодой своей компанией в эту комнату «погудеть», посидеть с девчонками или одни, и это еще даже не называлось тогда «завалиться на хату»,— просто мы все любили друг друга, не могли расстаться, дружили упоительной, почти мальчишеской еще дружбой,— так вот, моя мать, Тарасовна, как мы все её звали, сразу его выделила. Отметила, хотя все мы каждый в особь, талантливые и острые, показавшие свои первые зубы и уже получившие по этим зубам,— а он-то был, помоложе, считай, па цан. ему еще надо было заявиться. Впрочем, нет, его приняли сразу, но у него, при его всегдашней скрытой деликатности и тонкости, был даже некоторый вметет перед иными из нас, кто уже «держал банк». Так вот, мать его выделила и приняла сразу, услышала, поняла. Он таким, как она, безмужним, работящим, выволокшим на плечах войну и детей, настоявшимся с барахлом по рынкам, не гулявшим с майорами за чулки и тушенку — им и в подушку-то пореветь не было сил,— а вокруг все больше вскипала, побулькивала, чтобы кипеть потом ключом, мачеха-ложь, требовала восторга, требовала «выглядеть», шагать парадно со звонкой песней и барабаном, как научены они были комсомолом тридцатых годов и своею «Синею блузой»: «Мы синеблузники, мы профсоюзники, мы вся советская братва...» — вот таким он попадал, ударял сразу в самое сердце. Мы свет выключали, сидели в обнимку по углам, уходили на кухню, на лестницу,— вижу его с гитарой сидящим у матери в ногах, он поет, она слушает, бра на стенке горит — лампа, обернутая газетой. Мать то носом зашмыгает, прослезится над «жалостной песней», то захохочет и попросит повторить: «Как! Как!». И он опять споет, и раз, и два — пожалуйста: «Она ж хрипит, она же грязная, и глаз подбит, и ноги разные, всегда одета, как уборщица.— А мне плевать, мне очень хочется».
Трагедия его смерти окрасила теперь все по-иному, личность переходит с годами в образ, легенда лепит этот образ не совсем таким, каким были личность, творчество художника, лирический его герой или тем более роли, сыгранные в кино и театре, соединяются, напластовываются,— выходит новый, строгий, трагический, «поздний» Высоцкий. А ведь был он — сама веселость и легкость. Высоцкий был весел и лёгок. московской особой легкостью, повадкой, манерой, юмором, все умел, ничего не боялся: идти, прыгнуть, догнать, отшить, сказать, врезать — хоть словом, хоть как. И все равно быть веселым, не злым, не подлым — и в драке, и в песне, и в подлестничной и в чердачной любви можно все равно быть благородным и сволочью, и всем это видно, и все это знают. А уж в своем-то дворе, в своей компании и подавно.
Наши же «старшие» учили нас «мужчинству»: не трусить, защищать слабого, платить первым, в крови стоять за друга, жалеть детишек и баб. Но пуще всего — беречь свою честь, держать марку, не подличать ни ради чего. Мы и сами были с усами, дети послевоенной Москвы, ее дворов, рынков, очередей, сугробов, двухсменных школ, бань, пивных, киношек, парков, набережных, коммуналок, метро, ночных трамваев, электричек и вокзалов — слепые нищие и мордастые инвалиды пели по вагонам уже не разрешенную «Прасковью» Исаковского: «А на груди его светилась медаль за город Будапешт». Ничто не возникает из ничего.
Была у нас школа, комсомол, неистовый патриотизм,— «Мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы!»,— радио и газеты, песни, военное дело, великие праздники, на которые выходила вся Москва — «Утро красит нежным светом...», и мы бежали счастливые, в белых навыпуск воротничках. Но были двор и быт, безотцовщина, дрова в чулане и капуста в кадке, вечно мокрые ноги и коленки в заплатках. Мы кончали школу, а наши вчерашние однокашники, карманники, «щипачи и скосари», друзья дворовые, успевали вернуться с первой отсидки, цыкали по-блатному сквозь зубы, дарили «шалавам» чулки и пели лагерное, тоже жалостливое: «Ты чайничек, отпусти до дому...»
Так одна тема цеплялась за другую, одна выходила из другой — всё было повязано войной. И асе большие расходились ножницы: как поется по радио и пишется — и как есть на самом деле. Особенно слова линяли и блекли, отчуждались от живого языка: «хлеб» называли «хлебобулочными изделиями», «снег» — «снежным покровом», «сегодня» — «сегодняшним днем». А потом и пуще того: кривду — правдой, черное — белым. А еще немецкий пленный, вчерашний зверь с плаката, в обед на стройке пиликал на губной гармонике, и вдруг жалость брала: тоскует «фриц».
Высоцкий, а до него Окуджава и другие певцы вернули песне народную, исконную систему: сюжет. Нетрудно сделать малый литературный розыск и увидеть, что все известнейшие русские народные песни, то есть любимые народом и век с ним живущие, несмотря ни на что,— это песни, сочиненные поэтами. Но простого сюжета мало,— нужно, чтобы он был такой, один-единственный, который западает в душу и там навсегда остается. Если вложит певец в песню свою судьбу и свое сердце, тогда и выйдет настоящая песня. А в русской песне всегда боль и грусть, тревога и тоска. Мы много лет делали вид, что наша новая, советская жизнь напрочь избавляет человека если не от боли, то уж от грусти и тоски наверняка, и песни поэтому сочинялись преимущественно бодрые и радостные. Но они не ударяли по сердцу. Они ударяли по барабанным перепонкам. Не будем сегодня говорить, что у нас не было хороших песен — наоборот, были, и замечательные. Чего стоит «Священная война», которую так любил Высоцкий. Но потребность в песне душевной, в песне, говорящей «всю» правду, и вместе с тем в песне веселой или иронической была непомерно велика. Вот на такой спрос ответил Высоцкий. На народную потребность в песне, полностью искренней и полностью правдивой. По времени, по герою, по стилю, по простоте и сложности по музыке (мотиву), по с л о-в у. «Интеллигенция поет блатные песни»,— скажет потом Евтушенко. Но это были уже не блатные, а вроде бы блатные песни, это уже была стилизация, искусство, Эзоп.
«Я московский озорной гуляка, по всему Тверскому околотку в переулках каждая собака знает мою легкую походку...» Их часто сравнивают, Есенина и Высоцкого, особенно теперь, после ранней смерти второго,— «Срок жизни увеличился, и, может быть, концы поэтов отодвинулись на время». Но мне кажется, все непохоже, хоть и тот пил, и этот пил, и жена, и известность, и судьба, слава, слухи, народная любовь и официальная критика. Нет, Есенин представляется в сравнении с Высоцким изысканным, почти рафинированным поэтом, сразу веришь в его цилиндр и перчатки. И жизнь у Есенина была еще сравнительно «мирная»: ругали, но издавали, били, но не унижали, не принимали, но признавали, спорили, но в открытую. В энциклопедиях писали: «кулацкий поэт». Но писали! Но издавали! Но ругали! Но не замалчивали же! Не молчали! Не делали вид, что такого поэта вообще нет!.. «Каждая собака» знала наизусть, все пели, изо всех окон звучал — дети, школьники, студенты, министры, генералы, секретари райкомов, все любили, а вид делали, что нет его. Не напечатали ни строчки, издали две пластинки. Кто виноват! Неужели никто! Конкретно!..
Сочетание реализма и серьезности приводит к отчаянию. Сочетание реализма и юмора — к сатире. Новое, «послекультовское» направление в литературе, кино, живописи, театре, музыке было борьбой реализма против псевдоромантического, искажающего жизнь искусства сороковых-пятидесятых. Больше невозможно было перекрашивать. Жизнь кричала: «Я вот такая!»...
...В скорбный для московского народа день похорон Высоцкого моя мать, которую я по разгильдяйству и в суматохе того дня не взял с собою в театр на панихиду, все хотела прорваться через кордоны, плакала, хлестала милиционеров букетом, кричала, чтобы пустили, что он ей родня. И вся его родня, вся Москва (за исключением немногих) кричала о нем в тот день, как о павшем сыне. Кликушества, идолопоклонства было и осталось много, но что теперь поделаешь: у немых, у лишившихся поющего горла и сердца своя благодарная песня, свои слезы.
Мне чудится: он сидит там, у матери в ногах, смеется, поет ей «Нинку».

М. РОЩИН


МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ СССР
(С) "МЕЛОДИЯ", 1989
Всесоюзная фирма грампластинок
Всесоюзная студия грамзаписи. Запись 1977 г. 
Апрелевский ордена Ленина завод грампластинок 
Заказ 308.  Тираж 104400  Арт.  11-1. Цена 2 руб. 50 коп.
Оцифровка: Ritchie555 (rutracker.net)


ССЫЛКА:

СКАЧАТЬ ИЛИ ПРОСЛУШАТЬ












воскресенье, 25 ноября 2018 г.

НА КОНЦЕРТАХ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО. 6. 1988. ЧУЖАЯ КОЛЕЯ. LP (ЛЗГ)

НА КОНЦЕРТАХ 

ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО. 6. 1988.

 ЧУЖАЯ КОЛЕЯ. LP (ЛЗГ)


Мелодия  Моно М60 48503 001
Matrix / Runout (Side A): M60-48503/3-2 DMM
Matrix / Runout (Side B): М60-48504/1-5 DMM
DMM - Direct Metal Mastering
Серия: На концертах Владимира Высоцкого (6)
ГОСТ 5289-80  Гр. 3. 2-25
Винил, LP, Моно, 33 1/3,  Альбом, Red label 
Страна: СССР
Записан / Выпущен: 1971 / 1988
Жанр: Авторская песня
mp3  320 кбит/сек. 120 Mb
Продолжительность: 42:21


СОДЕРЖАНИЕ:

СТОРОНА 1

01. Утренняя гимнастика - 02:15

02. Жертва телевидения - 02:55

03. Про козла отпущения - 03:20

04. Любовь в каменном веке  - 01:35

05. О двух автомобилях - 03:00

06. То ли в избу и запеть - 01:31

07. Чужая колея - 03:19

08. Штангист- 01:46


СТОРОНА 2

10. Высота - 03:00

11. Сыновья уходят в бой - 02:36

12. Про Магадан - 02:07

13. Несостоявшийся роман - 02:52

14. Невидимка - 02:52

15. На стол колоду - 03:54

16. Про первые ряды - 04:07


Музыка и слова В.Высоцкого.
Владимир Высоцкий - пение, гитара.

Составители серии: В.Абдулов, И.Шевцов.
Реставратор Т.Павлова. Редактор В.Рыжиков.
Художественное оформление А. Рыбакова
Фото   В. Плотникова
Фонограммы из коллекции М.Листовых.

Предыдущий выпуск серии
На концертах Владимира Высоцкого:

М60 48023 007. Сентиментальный боксер (1)
М60 48025 001. Спасите наши души (2)
М60 48257 006. Москва - Одесса (3)
М60 48259 000. Песня о друге (4)
М60 48501 007. Мир вашему дому (5)


6


Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее...

Чем быстрее кони, тем длиннее дорога, что остается позади. Нам кажется, что мы стремительно несемся в будущее — но туда еще нужно добраться, а пока что позади накапливается история, столько истории, сколько не снилось жителям неторопливых веков. Владимир Высоцкий за свои сорок два года интенсивно, нервно прожил, пережил, по старым меркам, несколько столетий; а сверх того еще десятки веков до собственного появления на свет, веков, к которым он относился по-хозяйски, как к собственности, прародине.
Кони привередливые будто только что его вынесли из времен революции, Пушкина, Бонапарта, Джеймса Кука, Вещего Олега; из времен своих предшественников...
Всякий настоящий мастер неповторим; но именно поэтому он, как это ни парадоксально, какими-то частицами, черточками похож чуть ли не на всех великих мастеров. Хотя бы потому, что — талантлив. Люди совершенно противоположных направлений и подходов к жизни если обладают этим даром, то уж волей-неволей формируют друг друга...
Кто же исторические предки Владимира Высоцкого? В русской истории и словесности на кого он похож? Первым делом, конечно, приходят на память Денис Давыдов или Аполлон Григорьев с гитарой, с гусарской или цыганской песней. Эти отчаянные люди занимают свое место в «родословной» Высоцкого, но не только они.
Искать непросто: мы не всегда отдаем себе отчет, что благодаря современной технике потомкам достанутся не только письмена, но живые голоса нашей цивилизации...
Знаем пушкинские строки, но лишь читаем воспоминания о том, как он декламировал и как хохотал («когда Пушкин смеется, у него даже кишки видны» (К. Брюллов); звуков же голоса первого поэта никогда не услышим, как и Лермонтова, Гоголя, Щедрина: до начала XX века не слышим никого...
Известный советский ученый член-корреспондент Академии наук В. Л. Янин однажды любезно познакомил меня со своей феноменаль ной коллекцией ста дореволюционных. Признаюсь, удивительные записи Паниной, Вяльцевой (впрочем, прежде слышанные) так не поразили, как... речи депутатов Государственной думы и выступления журналистов начала XX века: все эти тексты были тогда же напечатаны в газетах, но — какие голоса!
Можно ли вообразить наших потомков, читавших, но не слышавших Высоцкого?
Мы же, вздыхая, пытаемся представить навсегда утраченную музыку, скажем, пушкинской речи Достоевского или импровизаций Мицкевича...
Не слыша старинных голосов, тем более обращаемся к духовному родству, и снова задумаемся — откуда все же «пошел» Высоцкий?
Разумеется, любое суждение будет субъективным, каждый имеет право привести «своих людей», однако автор этих строк, с тех пор, как стал сильно прислушиваться к Высоцкому, постоянно вспоминает одного из своих любимых героев, декабриста Лунина. Дело не в песнях, стихах — Лунин занимался другими делами; но когда великий князь Константин, второй человек в государстве, подходит к офицерам и говорит: «Господа, вы, кажется, на меня жаловались, ну что же, кому угодно я могу дать сатисфакцию» (он уверен, что никто против наследника престола не посмеет),— тогда молодой Лунин выезжает на коне, снимает шляпу и отвечает: «Ваше высочество, от такой чести трудно отказаться!»
Разве тут не слышен голос Высоцкого?
Константин отшутился: мол, ты еще молод...
В конце же жизни, в Акатуе, одной из страшнейших сибирских тюрем, «государственный преступник» Лунин при появлении ревизора-сенатора выходит из своей камеры без окон, светски шаркает по-гусарски и говорит на прекрасном французском языке (когда-то в Париже, когда не хватало денег,— зарабатывал обучением французов их языку, больше уже российскому человеку нечем там прокормиться!); так вот, он произносит: «Мой генерал, разрешите мне приветствовать вас в моем гробу».
Перед смертью Лунин ещё заметит: «В этом мире несчастливы только глупцы и скоты»; иначе говоря, если счастье в тебе, в твоей внутренней свободе,— ты непобедим. 
Очень "высоцкий" был человек, Михаил Лунин, и очень «лунинский» — Владимир Высоцкий...
А рядом с ними — Пушкин. Речь идет не о сравнении дарований (каждый был верен своему!), но о соотношении личностей. И мы это отчетливо ощущаем, когда, скажем, находим у Пушкина: «В вопросе счастья я атеист, я не верю в него», или вдруг: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство»; наконец, невесте, по-французски: «Мой ангел... целую кончики Ваших крыльев, как говаривал Вольтер женщинам, которые Вас не стоили».
Свободные, веселые, трагические люди; веселость их, внутренний свет тем виднее, чем чернее жизненные обстоятельства.
Если же приблизиться ко времени рождения нашего героя, приметим еще одного предшественника, для многих, может быть, совершенно неожиданного: очень не похожего Михаила Зощенко.
Тысячи современников, одни с укором, другие с восторгом, смешивали и смешивают Зощенко и Высоцкого с их героями; многие уверены, будто поэт-актер — из блатного мира и попал на сцену прямо «с Большого Каретного»; изумляются, узнав об его интеллигентности, ранимости, требовательности к себе.
Точно так же о мягком, тонком, образованнейшем Зощенко рассказывали, будто он мещанин и хулиганит в квартире, трамвае, бане...
Меж тем оба художника, пусть очень разных, в течение многих лет изучающе проникали внутрь «жлоба» и, мастерски владея этим героическим приемом, сами от него немало страдали...
История — в поэте; поэт — в истории. Смерть поэта, годовщины смерти, увы,— не первый век — важные, постоянные российские «праздники поэзии»...
В необыкновенно жаркий день, 25 июля 1981 года, в неслыханно душном зале театра на Таганке актеры играли сцену из «Гамлета», где принцем был отсутствующий Высоцкий (партнеры обращались к тому месту, где он прежде стоял, он же, невидимый, отвечал магнитофонным голосом).
Эффект отсутствия в особой форме напоминал о вечном присутствии.
Не намного превысил поэт замеченную им же роковую дату — «тридцать семь»; теперь же говорим — ему могло быть 45, 49... Ему пятьдесят.
Владимира Высоцкого, конечно, ожидает впереди большая судьба, и очень не простая. Премии, почести оттолкнут иных (как будто он переменился оттого, что «приглашен в президиум»!). За подъемом популярности, возможно, последует известный спад. И это хорошо, ибо сойдет пена.
Кони несутся, и даже «чуть помедленнее» — не могут.
Мы же напрасно пробуем «придержать», утешаясь, впрочем, тем, что минувшего, наших любимых исторических людей, всего, что было,— этого уж никому у нас не отнять.

Н. ЭЙДЕЛЬМАН


МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ СССР
(С) "МЕЛОДИЯ", 1988
Всесоюзная фирма грампластинок
Всесоюзная студия грамзаписи. Запись 1971 г. 
Ленинградский завод грампластинок
15.09.88. Тип. завода З.1359-о-186380
АРТ. 11-1 ЦЕНА 2 РУБ. 50 КОП.
Оцифровка: Ritchie555 (rutracker.net)


ССЫЛКА:

СКАЧАТЬ ИЛИ ПРОСЛУШАТЬ